Неточные совпадения
— Ты знаешь, — в посте я принуждена была съездить в Саратов, по делу дяди Якова; очень тяжелая поездка! Я там никого не знаю и попала в плен местным…
радикалам, они много напортили мне. Мне ничего не удалось сделать, даже свидания не дали с Яковом Акимовичем. Сознаюсь, что я не очень настаивала на этом. Что могла бы я сказать ему?
Заметив, что взрослые всегда ждут от него чего-то, чего нет у других детей, Клим старался, после вечернего чая, возможно больше посидеть со взрослыми у потока слов, из которого он черпал мудрость. Внимательно слушая бесконечные споры, он хорошо научился выхватывать слова, которые особенно царапали его слух, а потом спрашивал отца о значении этих слов. Иван Самгин с радостью объяснял, что такое мизантроп,
радикал, атеист, культуртрегер, а объяснив и лаская сына, хвалил его...
— Н’нет, не жирно. А говорили про него — р’
радикал. Вы, коллега, не из Новгорода? Нет? Ну, все равно, будемте знакомы — Попов, Николай.
«Разведчик. Соглядатай. Делает карьеру
радикала, для того чтоб играть роль Азефа. Но как бы то ни было, его насмешка над красивой жизнью — это насмешка хама, о котором писал Мережковский, это отрицание культуры сыном трактирщика и — содержателя публичного дома».
Розанов, как и наши
радикалы, безнадежно смешивает государство с правительством и думает, что государство — это всегда «они», а не «мы».
У многих же моралистов и
радикалов в политике, помешанных на отвлеченных принципах, часто отсутствует всякий моральный закал личности.
«
Радикалы» и «левые» могут быть совершенно негодным материалом для новой, возрожденной России.
Русские
радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство — это «они», а не «мы».
Страстный поклонник красот природы, неутомимый работник в науке, он все делал необыкновенно легко и удачно; вовсе не сухой ученый, а художник в своем деле, он им наслаждался;
радикал — по темпераменту, peaлист — по организации и гуманный человек — по ясному и добродушно-ироническому взгляду, он жил именно в той жизненной среде, к которой единственно идут дантовские слова: «Qui e l'uomo felice».
Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, А. Белый, В.Брюсов, А. Ремизов, Г. Чулков, Л. Шестов, М. Гершензон, С. Франк, П. Струве, князь Е. Трубецкой, П. Новгородцев, Ф. Зелинский, Б. Кистяковский, Волжский, В. Эрн; из политиков — радикалы-освобожденцы и некоторые более свободомыслящие социал-демократы.
Помилуйте, да в наше университетское время тоже был стремление к радикализму; все мы более или менее были
радикалы, и многие до сих пор ими остаются.
И потому она не понимала, как этот человек, бывший в уездной глуши
радикалом, здесь стал вдруг удерживать других от крушительной работы Ильи Муромца.
— Не то что аристократ и демократ, — начал Вихров, — а один — военный и с состоянием, а потому консерватор; а другой — штатский и еще добивающийся состояния, а потому
радикал.
Справедливость требует, однако ж, сказать, что оба
радикала были из глухого уезда, изобиловавшего песками и болотами, что и давало их проекту совсем не то значение, на которое они рассчитывали.
— Я не
радикал, — гордо говорил Краснов, — я либерал-с. У меня ни одной пяди песку нет; я наделяю крестьян настоящей, заправской землей, и потому на выкуп не согласен-с.
Самые заскорузлые крепостники ничего не имели сказать против этого; нашлись только два
радикала, которые подшучивали над дилеммой, поставленной Красновым, и подали свой проект.
Все помышления Милана сводились к тому, чтобы ликвидировать партию
радикалов, мешавшую самовластию фактического короля.
Во время обеда мне сообщили имена десятков арестованных
радикалов.
Я решил, может быть необдуманно, рискованно и — в первой попытке — неудачно, попробовать помочь в первую очередь арестовываемым
радикалам.
Моя телеграмма в газету через петербургскую цензуру попала в министерство иностранных дел, которое совместно с представителями других держав послало своих представителей на организованный Миланом суд. Этот суд должен был приговорить шестьдесят шесть обвиняемых вождей
радикалов с Пашичем, Протичем и Николичем во главе к смертной казни.
Накануне совершения покушения Княжевич начал чистить старый револьвер, делать патроны и на следующий день произвел бутафорское покушение на короля. Милан организовал покушение, которое ему было необходимо как предлог для уничтожения
радикалов. Когда кто-то из собравшихся предложил выразить сочувствие «королю Милану», я в резких выражениях отказался от звания председателя, и собрание скомкалось.
«Милан придумал искусственное покушение с целью погубить
радикалов. Лучшие люди Сербии арестованы; ожидаются казни, если не будет вмешательства держав».
Он сошел на мол и стал как раз напротив того места, где стояла Елена, облокотившаяся на буковые перила борта. Ветер раздувал его серую крылатку, и сам он, со своим высоким ростом и необычайной худобой, с остренькой бородкой и длинными седеющими волосами, которые трепались из-под широкополой, черной шляпы, имел в наружности что-то добродушно комично-воинственное, напоминавшее Дон-Кихота, одетого по моде
радикалов семидесятых годов.
— А! — ответил Семен Афанасьевич. — Я его лично не знал… это было уже после меня, но как же, помню по газетам!..
Радикал, энтузиаст… Ведь это он требовал когда-то фортепиано для школ? Крайность, конечно, но… крайность, согласись сам, симпатичная… И если теперь он внесет свой энтузиазм…
«Ого, да это
радикал!» — подумал я, снова окинув глазами моего соседа.
— Буржуа, филистеры, вообще сквалыги! — ругался Пепко, почувствовавший себя
радикалом благодаря нанятой лачуге. — Счастье жизни не в какой-нибудь дурацкой даче, а в моем я, в моем самосознании, в моем внутреннем мире…
— Конституционалист вы или
радикал? Выскажитесь вы, и я бы вам рискнул высказаться, что я сам готов сюда Гамбетту, да-с, да-с, не Дерби, как этот губернатор желает, а прямо Рошфора сюда и непримиримого Гамбетту сюда вытребовать… Я самый решительный человек в России!
Я хотел там хорошенько обстановиться и приехать сюда с своими готовыми людьми, но, понимаете, этого уже нельзя, этого уже невозможно было сделать, потому что все на себя печати поналожили: тот абсолютист, тот конституционалист, этот
радикал… и каждый хочет, чтобы я держал его сторону…
Нет, я не просто пенкосниматель… я
радикал пенкоснимательства!
И половина улицы, убежденная
радикалом Кувалдой, решила ждать, когда ее домишки смоет дождевой водой из города.
Оставалось ему примкнуть к одной из политических партий, и всех ближе к его стремлениям были
радикалы.
Радикалы вознегодовали и лишили Овэна своего доверия.
В это время шли сильные толки о реформе гнилых местечек, от которой
радикалы ждали совершенного обновления общества.
[Между крестьянскими детьми вы встретите нередко таких же наивных
радикалов, как и между детьми других сословий.]
Трезвый он молчал, а когда выпивал немного водки, то начинал смешным и ломаным языком горячо и упорно рассказывать про Сербию — какие-то мелкие и неинтересные вещи: о партиях, о
радикалах и турках, о каком-то скверном и ужасном человеке Бодемличе и еще о чем-то.
Радикалы вчерашние тоже
Восклицали: «Что будет?.. о боже!..»
Уступать не хотели земли…
У Некрасова он держал себя очень тактично, с соблюдением собственного достоинства, в общий разговор вставлял, кстати, какой-нибудь анекдотический случай из своего прошедшего, но никогда не развивал идеи, и человек, не знающий, кто он, с трудом бы принял его за радикала-народника, за публициста, которого цензура считала очень опасным, и тогдашнего руководителя такого писателя, как Михайловский.
Тогдашние
радикалы и даже либералы-бонапартисты Парижа недолюбливали русских и русское правительство.
Это по тогдашним временам даже и в среде
радикалов было в редкость; поэтому многим странно могло казаться, что при такой"эмансипации"от всяких предрассудков они все-таки держались почему-то двойственного положения.
О Каткове и о Николае Милютине он меня не особенно много расспрашивал; но когда мы пошли от Сарсе пешком по направлению к Палате, Гамбетта стал сейчас же говорить как
радикал с республиканскими идеалами и как сторонник тогдашней парламентской оппозиции, где значилось всего-то человек семь-восемь, и притом всяких платформ — от легитимиста Беррье до республиканцев Жюля Фавра, Жюля Симона и Гарнье-Пажеса, автора книги о февральской революции.
В Благосветлове все было очень своеобразно: и наружность, и тон, и язык, и манеры. Если он был из"духовного"звания, то этого нельзя было сразу подметить в нем, но учитель в нем сразу чувствовался из тогдашних
радикалов.
И президентом республики Кастеляро не мог быть не тем, во что он сложился — идеалистом-радикалом, метафизиком, фритредером и, главное, централистом.
Суворин (под псевдонимом"Незнакомца") казался тогда настоящим
радикалом. Остальные фельетонисты были тусклее его.
И вот в такой период"перерождения"и зазнал я этого курьезного москвича, званием"штадт-физика"города Москвы, считавшегося еще в публике другом Герцена и Бакунина, Грановского, Огарева и всех
радикалов 40-х и 50-х годов.
Что из этих"сиамских братьев"русского острословия сделала впоследствии жизнь — всем известно; но тогда честный и корректный Корш искренне считал их за самых завзятых
радикалов.
Его скромность и деликатность некоторые ставили ему в упрек, как такие свойства, которые мешали ему в борьбе, и философской и политической. На их оценку, он часто бывал слишком уступчив. Но он никогда не изменял знамени поборника научного мышления и самого широкого либерализма. Он не был"контист"в более узком смысле, но и не принадлежал к толку религиозных позитивистов. А в политике отвечал всем благим пожеланиям тогдашних
радикалов, только без резко выраженных, так сказать устрашающих, формул.
И в Берне, и на следующем конгрессе, в Базеле (где
радикалы и социалисты еще больше разобщились) русская коммуна (или, как острили тогда и между русскими,"утинские жены") отличалась озорством жаргона, кличек, прозвищ и тона.
Социальные и ученые
радикалы и революционеры думают лишь о социальном и физиологическом благоустройстве пола, вглубь же никогда не идут.